[erlenwein]

Название: L’imagination au pouvoir!
Автор: сурикат бонапарт
Бета: myowlet, rose_rose
Размер: мини, 1416 слов
Пейринг/Персонажи: Е/Р
Категория: слэш, гет
Жанр: ПВП
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Мне нравится в чужой шкуре. Возможность побыть не-собой, кем-то другим, побыть тем, кем я никогда не был; примерить маскировку, пощекотать себе нервы.
Примечание/Предупреждения: модерн!ау, кроссдрессинг, гендерсвап, мастурбация

Я сосредоточенно роюсь в сумочке в поисках зажигалки. В кафе темно, и я сижу у барной стойки, закинув ногу на ногу. Рядом со мной — шумная компания, которая ждёт свой заказ, и я ловлю на себе их косые взгляды.
Наконец я отчаиваюсь.
— Простите, господа, — я поворачиваюсь к ним. — У вас не найдётся огоньку? Потеряла свою зажигалку, — я развожу руками и показываю на сумочку. Сумочка расшита бисером — с неё всё и началось. Я нашёл её на барахолке и влюбился без памяти, купил её, чтобы подарить своей тогдашней подружке, а когда вернулся домой — через три дня, из Марселя, куда я попал с пьянки, — подружка исчезла из моей квартиры, оставив записку на столе и забыв в шкафу платье — это самое платье, в котором я сейчас. Она всё равно в него не влезала.
Зато на мне оно застегнулось без проблем. Зелёный шелк, пышная юбка, накрахмаленный подъюбник, чтобы скрыть узкие бедра и уравновесить широкие плечи — слишком широкие для женщины. Длина чуть ниже колена, и резинка от чулков не видна, даже если я сижу на барном стуле.
Один из компании — они все юнцы, младше меня-реального, а ведь макияж прибавляет мне ещё пару лет, — подносит к моей сигарете зажигалку, и я наконец могу закурить.
— Спасибо, — я улыбаюсь ему, и он улыбается мне. Он заинтересован, но я — нет. Я прихожу сюда не знакомиться — я прихожу отдохнуть.
Бармен приносит мне кофе за счёт заведения, и я благодарю его кивком. Он каждый раз спрашивает, чего желает мадам, хотя давно уже выучил мой обычный заказ.
Парень, который подал мне зажигалку, придвигается чуть ближе.
— Я Курфейрак, — говорит он так, как будто я спросил его имя. Я гожусь ему в матери. Или в отцы — как бы ему понравился такой поворот? Я уже представляю его лицо, если он попробует залезть ко мне в трусы и найдёт там то, что не планировал найти.
— Ирма, — я не даю ему поцеловать мою руку, но делаю вид, что не заметил, как он смотрит на мою «грудь». Там ничего особенного — удачно подобранный бюстгальтер и мешочки с крупой, но под платьем это всё выглядит многообещающе. Даже жаль, что это пустышка.
Мне нравится в чужой шкуре. Возможность побыть не-собой, кем-то другим, побыть тем, кем я никогда не был; примерить маскировку, пощекотать себе нервы. Я прихожу сюда раз в неделю — иногда два раза, если есть время. Просто сижу у стойки и наблюдаю за людьми. Я обычно отшиваю желающих познакомиться, но этот Курфейрак мне нравится — он похож на щенка спаниеля. Я, конечно, не намерен продолжать знакомство, но наш разговор ни к чему не обязывает, и... ладно, я просто скучаю. Знакомиться в таком виде рискованно, я не могу притворяться больше пары часов, а если знакомство заходит слишком далеко, его становится куда сложнее прервать. Но Курфейрак кажется вполне безобидным. Непохожим на чокнутых сталкеров, которые провожают девушек от кафе до могилы.
Курфейрак что-то щебечет об университете — он учится в бывшей Сорбонне, её расформировали после беспорядков в прошлом году, — и о политическом кружке, в котором он состоит, — видимо, это и есть его компания, романтически настроенные мальчишки, мечтающие изменить мир, — и я разглядываю их, опершись на барную стойку. Ничего выдающегося — таких парней везде хватает. Наверняка собрались, вдохновлённые лозунгами прошлой весны, но революция детей закончилась, толком не начавшись. Курфейрак продолжает говорить, но я пропускаю его слова мимо ушей.
Дверь кафе в очередной раз открывается, и вновь вошедший — высокий блондин, удивительно прекрасный, но едва ли совершеннолетний, — проходит к той же компании. Курфейрак ловит его за рукав.
— Анжольрас! — говорит он. — Познакомься, это Ирма!
Анжольрас устало смотрит на меня — смотрит сквозь меня, не обращая внимания ни на мою фальшивую грудь, ни на мои настоящие ноги в чулках со швом, — и я стараюсь не показать раздражения.
— Здравствуйте, — я протягиваю руку, но Анжольрас игнорирует меня и заказывает себе кофе.
— Ирма, это Анжольрас, — говорит Курфейрак, когда Анжольрас отходит к другой стороне барной стойки. — Он не очень разговорчивый, если честно. Не сердитесь на него. И он презирает любовь. Он лидер нашего кружка, — тут же поясняет он, заметив мой взгляд. — Мы обычно собираемся не здесь. В «Коринфе», знаете? На втором этаже. Приходите к нам как-нибудь.
Я улыбаюсь ему.
— Я обязательно приду, — говорю я и пожимаю его руку — слабо, чтобы не выдать себя.
Значит, «Коринф».

Я прихожу домой поздно и сбрасываю туфли. Самое приятное в моих переодеваниях — что я могу вернуться в шкуру мужчины, и тогда связка ключей снова становится связкой ключей, переставая быть средством самообороны. Мужчины снова начинают прислушиваться ко мне, хотя я говорю тем же голосом, и воспринимают меня всерьёз, стоит мне смыть макияж. Правда, они перестают наливать мне бесплатный кофе и подавать зажигалки, но я вполне способен сделать это и сам.
Я раздеваюсь и вешаю платье, умываюсь и расчесываю волосы. Посмотрев полночные новости, я гашу свет и отправляюсь в постель.
Обычно я представляю себе красоток с плакатов, когда мастурбирую, но сегодня — необычный день, и я ясно вижу Анжольраса, когда закрываю глаза. Это вряд ли законно; но ведь он уже достиг возраста согласия? Я очень надеюсь, что да.
Я обхватываю член ладонью и медленно провожу вверх-вниз, представляя, что это делает Анжольрас. У него нет опыта — в моих фантазиях нет. В реальности может быть что угодно, но здесь не место реальности, и я представляю себе его растерянный взгляд, он не знает, что делать, и ждёт моих указаний, и я сам укладываю его на постель и жадно целую, и он часто дышит, когда я разрываю поцелуй, и поднимает бедра, пытаясь потереться о меня, но я заставляю его лежать спокойно и снова целую — целую его шею, плечи, целую его грудь и обвожу языком соски, двигаюсь ниже, оставляя засос на животе, и наконец я стягиваю его бельё — целомудренно белое, — и облизываю его член, беру его в рот, чувствую на языке эту тяжесть.
Анжольрас зажимает рот ладонью, чтобы не стонать, но я хочу, чтобы он стонал, я хочу слышать его голос, я убираю его руку и заставляю его закинуть руки за голову. Я беру его глубже, и Анжольрас дрожит, он не выдерживает и кладёт ладонь на мой затылок, направляя меня, и на этот раз я не мешаю ему, я сам возбуждён до предела.
Мои фантазии вдруг меняют направление: тёмный переулок недалеко от кафе, я в платье и на каблуках, выше Анжольраса, и я прижимаю его к стене, залезаю ладонью в его брюки и глажу член, лижу щёку Анжольраса — он совсем мальчик, у него ещё не растёт борода; он стонет и пытается сам поцеловать меня, но я целую его шею, оставляя на вороте рубашки пятно алой помады. Его подружка наверняка будет ревновать. Я сдвигаю его бельё вниз и прижимаюсь пахом к его обнажённому бедру, и Анжольрас давится стоном, чувствуя, как я возбуждён. Я теряю секунду, разворачивая его лицом к стене, и вхожу, задрав юбку. Я не вижу его лицо, но знаю наверняка, что Анжольрас краснеет, и душный румянец разливается по его лицу и шее, по его груди, и я чувствую жар прилившей к его лицу крови в прохладе переулка. Он кончает, подаваясь назад, насаживаясь на мой член, — и я слышу, вижу, ощущаю кожей его стыд, я чувствую, как в нём тесно, я закрываю глаза.
Я делаю короткую передышку, чтобы не кончить слишком быстро, и меня пронзает мыслью — если не я один устал от предопределенности гендера? Если Анжольрас — девушка? Я охотно развиваю мысль, снова сжимая свой член в ладони.
Под белой рубашкой — эластичный бинт, холмики грудей, волосы распущены, и я поднимаю её бедра, целую золотистый треугольник, проникаю внутрь языком, ощущаю её вкус, и она разводит ноги шире, подаётся навстречу, я никогда не был жадным, я хочу, чтобы она запомнила меня навсегда, и я зажмуриваюсь и кусаю кулак, кровать скрипит, и я кончаю в ладонь и открываю глаза.
Я даю себе пару минут, чтобы восстановить дыхание, и иду мыть руки, а после на балкон покурить.

С той встречи проходит пара недель, и я совершенно забываю об этой компании. Я успел с тех пор поставить Анжольраса во все мыслимые позы — в своём воображении, конечно, — и переключиться на одну красивую актрису, а до политики мне никогда не было дела — ну, настолько, чтобы посещать кружки с болтовнёй.
Я иду в кабачок, который мне посоветовали — «Чего-то там виноград», на улице Рамбюто, известный своими карпами и сыром бри. Синий столб у входа, вывески нет, но внутри — над барной стойкой — написано название. «Коринфский виноград», читаю я — и вспоминаю про «Коринф». Я обещал Курфейраку прийти, но если вместо Ирмы на собрание заявится Грантер, этот щеночек, скорее всего, будет разочарован. Это полезно. Юнцов следует разочаровывать, чтобы они готовились к жизни.
Я быстро поднимаюсь на второй этаж, но я, похоже, пришел в неурочный час: комната почти пуста, только Анжольрас и какой-то плешивец, и я, решившись, подхожу к Анжольрасу. С меня не убудет потратить здесь вечер.
— Здравствуйте, — говорю я, протягивая Анжольрасу руку, и улыбаюсь, когда он отступает назад, узнавая мой голос.