святая елена - маленький остров
читать дальшеТорис ему надоел; Торис молча принимает это. У Ивана полно игрушек, и он даже не замечает, кажется, как Литва вновь становится независимым; ему не до того.
- Эй, - кричит Торис, открывая дверь небольшого домика в пригороде Варшавы, - эй, есть кто?
В доме пахнет водкой, и Литва недовольно морщится. Ему вообще везет на славян и алкоголиков, настолько, что он уже привык считать эти определения синонимами. А еще - пахнет французскими духами. У Феликса с Франциском долгий роман, они очень похожи - иногда Торису даже кажется, что Польша слеплен из кусочков России и Франции и неаккуратно раскрашен лубочными красками. Снег, кровь, молодая трава и пшеница.
Время года - зима, и до первой травы еще далеко.
- Эй, ты дома? Это я.
Он дома, он выходит навстречу, затягиваясь сигаретой. Сигареты самые дешевые, болгарские, кажется, они почему-то нравятся Феликсу. Может, потому, что они не нравятся Ивану? Феликс всегда все делает ему назло.
- Ну здравствуй, - он то ли рад, то ли не рад его видеть, так сразу не понять. В одной руке сигарета, в другой бутылка - он и сам на ногах с трудом держится, удивительно, как по лестнице спустился. В доме бардак, пахнет духами и пылью, на полу стоит коробка с какой-то американской несъедобной гадостью, он всем такие раздает, ему не жалко.
- Как ты? - Торис делает шаг вперед. - Мы давно не виделись, - осторожно напоминает литовец, он скучал все это время, сколько они там не виделись?
Феликс манит его за собой.
Вечером они лежат в постели, измотанные, но довольные, как ни странно. Феликс снова курит, а Литва сбивчиво пересказывает ему все, что надумал с их последней встречи.
- Хватит, - наконец хрипло произносит поляк, сердито хмурясь. - Не хочу слушать.
Лоринайтис послушно замолкает, он отвык спорить, да и не хочется. Он думает: как все изменилось.
Они живут вместе уже несколько лет, Литва устал считать, сколько раз они поссорились за это время.
Чего только не было. И скандалы, и истерики, и запои, и хлопанья дверью... Польша невыносим, но Торис боится уходить - он не знает, что Феликс выкинет в следующий раз. И Лоринайтис до сих пор волнуется за него.
Ему все больше хочется к России, с ним страшно - но и спокойно, он непредсказуем - но лучше неожиданности, чем постоянство Польши - начинать истерику, не закончив прошлых разборок.
Он устраивает скандал из ничего, как по французской поговорке; правда, шляпки и салаты - не его профиль. Он отталкивает Ториса, хотя по нему видно, что больше всего хочет прижаться. Гордость, видите ли. Клятая шляхетская гордость.
Но Ивану не до Литвы, и Литва это знает, и Литва кусает губы, вновь и вновь возвращаясь в дом Польши.
Они изменяют друг другу, Польша - со всеми странами подряд, Литва даже не знает, с кем тот еще не спал, наверно, только с Римом, и то - не застал потому что; Торис ходит к знакомой проститутке, у нее светлые волосы и зеленые глаза, она говорит с ним по-русски и не задает лишних вопросов, она давно все знает и привычно утешает литовца после секса. Он бы к Ивану ходил, но тот, видя его на пороге, виновато отводит глаза и говорит:
- Прости. У меня Яо в гостях, подождешь немного? - и Лоринайтис уходит, и снова едет в Варшаву, чтобы вышвырнуть очередного любовника из постели поляка и устроить скандал. Это уже привычно - они припоминают друг другу все обиды, все-все-все, и что Польша отлынивал от работы, и что Литва язычником был когда-то - верующему Феликсу совсем непонятно, как можно так, он-то ходит в костел и молится на ночь, молится за себя, за Ториса и за Ядвигу, Литва в этом уверен, хоть и не слышал ни разу.
Торису уже невероятно надоела эта нервотрепка, и он мечтает переехать отсюда куда-нибудь - хоть в Африку, лишь бы от этих двоих подальше. А Феликс - Феликс вынуждает его выбрать, говорит: "Или он, или я", а на самом деле это - "Или я, или никто", и Торис знает, что Иван сказал бы то же самое. Но Иван хотя бы жалеет его, а Фелек - жестокий ребенок, ему только себя жалко и иногда Ядвигу.
Они стараются сделать друг другу как можно больнее - Литва уверяет себя, что это для его же блага, что так надо...
А потом он все же уходит. Он живет в Вильнюсе, он пытается забыть и русский, и польский, зато он учит белорусский. Он выращивает на окне цветы - он дает каждому цветочку имя и разговаривает с ним; кроме цветов, босса и братьев, он ни с кем не общается.
Иногда он ходит на собрания Евросоюза, он загадывает число после каждой встречи и отсчитывает приглашения на следующие разы - и тогда только снова приходит. Он не встречается с Феликсом взглядом, он старается вообще сделать вид, что никакого Польши не знает, но когда Людвиг спрашивает, почему его восточный сосед стал конченым алкоголиком, Торис прячет глаза и молчит. По Феликсу заметно, он теперь всегда приходит пьяный, если не падает где-нибудь на полпути. Он странствует по чужим постелям, он нигде надолго не задерживается - Франциск, Альфред, Артур, Геракл, Аднан, даже Мэтью - и снова Франциск; по слухам, он даже работает в Амстердаме, в каком-то борделе с заманчивым названием. Торис не удивлен - Фелек больше ничего не и умеет толком.
Но в итоге Литва приходит к нему. Польша - как наркотик, убивающий, но необходимый.
Польша прижимается к нему всем телом и мелко-мелко дрожит, по щекам текут слезы - он не извиняется, не сердится - он просто шепчет "Не уходи, Торис, не уходи", и всхлипывает, и крепко сжимает его ладонь, а потом улыбается сквозь слезы. Торис давно уже ему не верит, Торис давно уже его не любит. По совести, Лоринайтису где-то в глубине души даже противно касаться его, но он послушно гладит поляка по волосам и говорит: "Я останусь". Иван бы засмеялся и назвал его "женой декабриста"; Торису плевать на Ивана. Торис держит Феликса за руку и думает, что надо помыть окна. А еще - что он сломает Франциску челюсть, если хоть раз еще застукает его с поляком.
- Я дома, Феликс. Дома. - Он улыбается. - Я скучал по тебе.
- Эй, - кричит Торис, открывая дверь небольшого домика в пригороде Варшавы, - эй, есть кто?
В доме пахнет водкой, и Литва недовольно морщится. Ему вообще везет на славян и алкоголиков, настолько, что он уже привык считать эти определения синонимами. А еще - пахнет французскими духами. У Феликса с Франциском долгий роман, они очень похожи - иногда Торису даже кажется, что Польша слеплен из кусочков России и Франции и неаккуратно раскрашен лубочными красками. Снег, кровь, молодая трава и пшеница.
Время года - зима, и до первой травы еще далеко.
- Эй, ты дома? Это я.
Он дома, он выходит навстречу, затягиваясь сигаретой. Сигареты самые дешевые, болгарские, кажется, они почему-то нравятся Феликсу. Может, потому, что они не нравятся Ивану? Феликс всегда все делает ему назло.
- Ну здравствуй, - он то ли рад, то ли не рад его видеть, так сразу не понять. В одной руке сигарета, в другой бутылка - он и сам на ногах с трудом держится, удивительно, как по лестнице спустился. В доме бардак, пахнет духами и пылью, на полу стоит коробка с какой-то американской несъедобной гадостью, он всем такие раздает, ему не жалко.
- Как ты? - Торис делает шаг вперед. - Мы давно не виделись, - осторожно напоминает литовец, он скучал все это время, сколько они там не виделись?
Феликс манит его за собой.
Вечером они лежат в постели, измотанные, но довольные, как ни странно. Феликс снова курит, а Литва сбивчиво пересказывает ему все, что надумал с их последней встречи.
- Хватит, - наконец хрипло произносит поляк, сердито хмурясь. - Не хочу слушать.
Лоринайтис послушно замолкает, он отвык спорить, да и не хочется. Он думает: как все изменилось.
Они живут вместе уже несколько лет, Литва устал считать, сколько раз они поссорились за это время.
Чего только не было. И скандалы, и истерики, и запои, и хлопанья дверью... Польша невыносим, но Торис боится уходить - он не знает, что Феликс выкинет в следующий раз. И Лоринайтис до сих пор волнуется за него.
Ему все больше хочется к России, с ним страшно - но и спокойно, он непредсказуем - но лучше неожиданности, чем постоянство Польши - начинать истерику, не закончив прошлых разборок.
Он устраивает скандал из ничего, как по французской поговорке; правда, шляпки и салаты - не его профиль. Он отталкивает Ториса, хотя по нему видно, что больше всего хочет прижаться. Гордость, видите ли. Клятая шляхетская гордость.
Но Ивану не до Литвы, и Литва это знает, и Литва кусает губы, вновь и вновь возвращаясь в дом Польши.
Они изменяют друг другу, Польша - со всеми странами подряд, Литва даже не знает, с кем тот еще не спал, наверно, только с Римом, и то - не застал потому что; Торис ходит к знакомой проститутке, у нее светлые волосы и зеленые глаза, она говорит с ним по-русски и не задает лишних вопросов, она давно все знает и привычно утешает литовца после секса. Он бы к Ивану ходил, но тот, видя его на пороге, виновато отводит глаза и говорит:
- Прости. У меня Яо в гостях, подождешь немного? - и Лоринайтис уходит, и снова едет в Варшаву, чтобы вышвырнуть очередного любовника из постели поляка и устроить скандал. Это уже привычно - они припоминают друг другу все обиды, все-все-все, и что Польша отлынивал от работы, и что Литва язычником был когда-то - верующему Феликсу совсем непонятно, как можно так, он-то ходит в костел и молится на ночь, молится за себя, за Ториса и за Ядвигу, Литва в этом уверен, хоть и не слышал ни разу.
Торису уже невероятно надоела эта нервотрепка, и он мечтает переехать отсюда куда-нибудь - хоть в Африку, лишь бы от этих двоих подальше. А Феликс - Феликс вынуждает его выбрать, говорит: "Или он, или я", а на самом деле это - "Или я, или никто", и Торис знает, что Иван сказал бы то же самое. Но Иван хотя бы жалеет его, а Фелек - жестокий ребенок, ему только себя жалко и иногда Ядвигу.
Они стараются сделать друг другу как можно больнее - Литва уверяет себя, что это для его же блага, что так надо...
А потом он все же уходит. Он живет в Вильнюсе, он пытается забыть и русский, и польский, зато он учит белорусский. Он выращивает на окне цветы - он дает каждому цветочку имя и разговаривает с ним; кроме цветов, босса и братьев, он ни с кем не общается.
Иногда он ходит на собрания Евросоюза, он загадывает число после каждой встречи и отсчитывает приглашения на следующие разы - и тогда только снова приходит. Он не встречается с Феликсом взглядом, он старается вообще сделать вид, что никакого Польши не знает, но когда Людвиг спрашивает, почему его восточный сосед стал конченым алкоголиком, Торис прячет глаза и молчит. По Феликсу заметно, он теперь всегда приходит пьяный, если не падает где-нибудь на полпути. Он странствует по чужим постелям, он нигде надолго не задерживается - Франциск, Альфред, Артур, Геракл, Аднан, даже Мэтью - и снова Франциск; по слухам, он даже работает в Амстердаме, в каком-то борделе с заманчивым названием. Торис не удивлен - Фелек больше ничего не и умеет толком.
Но в итоге Литва приходит к нему. Польша - как наркотик, убивающий, но необходимый.
Польша прижимается к нему всем телом и мелко-мелко дрожит, по щекам текут слезы - он не извиняется, не сердится - он просто шепчет "Не уходи, Торис, не уходи", и всхлипывает, и крепко сжимает его ладонь, а потом улыбается сквозь слезы. Торис давно уже ему не верит, Торис давно уже его не любит. По совести, Лоринайтису где-то в глубине души даже противно касаться его, но он послушно гладит поляка по волосам и говорит: "Я останусь". Иван бы засмеялся и назвал его "женой декабриста"; Торису плевать на Ивана. Торис держит Феликса за руку и думает, что надо помыть окна. А еще - что он сломает Франциску челюсть, если хоть раз еще застукает его с поляком.
- Я дома, Феликс. Дома. - Он улыбается. - Я скучал по тебе.