Коммунальная страна. Брат Чехословакия.
читать дальшеПеред тем, как позвонить в дверь, Войцех трижды крестится. Это только слова, что он атеист, на самом же деле...
- Добрый день, - а за дверью уже ждут. Брагинский, сам Брагинский, вышел к двери встречать его. За его спиной вертятся остальные обитатели советского лагеря - покорные братья-прибалты, о которых Чехословакия ничего не знает и знать, в общем, не хочет; вечно мрачная Беларусь и неуверенно улыбающаяся Украина - он привёз девушкам "гостинцы", и они наверняка жаждут поскорее получить их и унести в свою комнату, чтобы примерить и попробовать; вездесущий Польша, который недолюбливает брата-славянина, считает его слишком немцем, хотя со стоящим рядом Пруссией - ГДР, ГДР, надо бы уже запомнить, - вполне себе ладит; Венгрия, она, наверно, тоже хочет подарок - ей их целых два, Чехословакия же с ней граничит, да и знает получше, чем двух других девиц.
Он втаскивает чемодан в прихожую и улыбается. Натянуто и фальшиво, его не особо радует перспектива торчать в этом перманентном дурдоме целых две недели. Четыре комнаты и кухня, и все это - на десять - с ним вместе - человек, и наверняка все будет как всегда. Ночные посиделки с братьями на кухне, бутылка водки на троих, пьяный Феликс и пьяный Иван, ловящие "Голос Америки" на радиоприемнике, который Феликс собрал сам - он же в этом понимает, а детали - ну, завод, на котором он работает, не обеднеет от одного приемника точно. И утром - очередь в ванную, "А я за Торисом уже занял", "Молчи, чухна!" и "Мальчики, не ссорьтесь", и успеть умыться и побриться, пока в дверь уже нетерпеливо стучат. Сортир-то смежный, а терпением Гилберт никогда не отличался.
Войцеха передергивает от такой перспективы, но он утешает себя тем, что социализм не продержится больше полувека, а Румынию - полуграмотного Мирчу с его улыбкой, чорбой и стычками с Венгрией, - выселили в другую квартиру, в этом же доме, но хоть подъезд другой, и там Мирча живет со всеми этими "-станами", которые тоже всегда улыбаются - Брагинского бы туда, семейка "с приветом", лыбятся всегда, - и прилежно работают, в этой квартире только прибалты так могут. Спать его, как пить дать, сунут в гостиную, где его от ГДР будет отделять только ширмочка, а за ширмочкой - Байльшмидт на раскладушке, с которой пятки висят, жалкое зрелище. А днем - складывай постель, чехословак, и будь добр уступить диван Семье - братьям и сестрам, которые смотрят по телевизору балет. Можешь пойти в польский чуланчик, без окон, зато с тоннами пыли, лампочкой под потолком и радиодеталями на полу, а сам хозяин сидит на диванчике и одежду себе шьет, модник и самый веселый барак в их милом соцлагере. Сам Польша и в конц-, и в соцлагере отсидел, от Победы до Варшавского договора, и курит теперь дешевое курево. Брат, как же... к черту таких братьев, и его, и Брагинского.
Он снимает куртку, вешает ее и говорит:
- Здравствуйте. Я по вам так скучал...
И, кажется, даже не врет.